«Искусство даёт возможность понять другие характеры и полюбить их. А ведь без любви невозможны никакие отношения между нациями и между людьми», - уверен режиссёр Андрей Кончаловский.

Картину Андрея Кончаловского «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына» приняли и полюбили не только в России, но и в Европе. Режиссёр прервал долгое молчание и поговорил с друзьями и коллегами в посольстве Италии о «культуре цивилизаций».

Про близость и вражду

— Говорят, кинематограф сближает людей. Это абсолютно справедливо и в отношении театра, кухни, еды - вещей, которые сближают людей на какое-то время. Искусство на чувственном уровне даёт возможность понять другие характеры и полюбить их. А ведь без любви невозможны никакие отношения между нациями и между людьми.

Досье
Андрей Кончаловский. Родился в 1937 г. в Москве. Режиссёр, сценарист, общест­венный деятель. В 2014 году получил «Серебряного льва» на Венецианском кинофестивале за фильм «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына».

Я себя очень удобно чувст­вую в Италии. В Италии вообще люди себя чувствуют удобно, потому что это страна, которая не любит не любить. А русскому характеру нравится ругать. Он цветёт от этого. Мы так устроены, ничего в этом ужасного нет - характер такой. Но эти две разные ментальности тем не менее очень хорошо сходятся, потому что и тот, и другой характеры эмоциональны. В то же время есть огромная разница между нашими культурами. Как сказал папа римский в своей речи, европейская культура строилась на трёх основаниях - иудей­ской схоластике, греческой философии и римском праве. Эти три кита дали возможность анализировать, необходимость дискутировать, терпимость к оппозиционеру и уважение закона.   

Латинская философия и Церковь, пытаясь завоевать новые территории, двигались на Восток и дошли до России. И тут возникло противостояние, которое до сих пор не преодолено, - в течение многих веков российская политика выбирала и выбирает союзников на Востоке, а не на Западе. Но сегодня, если вы посмотрите на то, что происходит в мире, на те вызовы, которые получают христианские цивилизации, можно заметить, что это всё больше толкает обе философии в одно русло. У нас с Европой гораздо больше общих интересов и общих врагов, чем мы думаем.

Андрей Кончаловский с премией «Серебряный лев» за лучшую режиссуру картины «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицина» на церемонии награждения победителей 71-го Венецианского международного кинофестиваля. 6 сентября 2014 года. Фото: РИА Новости / Екатерина Чеснокова

Возможно, непонимание между нашими культурами идёт оттого, что в России грех искупался верой, а не делом, как в католицизме, где можно было купить индульгенцию. И здесь очень показательна история, которую рассказывал про себя философ Зиновьев. 20-е годы. Мать ему крестик нацепила на верёвочке. Он пришёл с ним в школу, а учитель сказал: «Почему это у вас крестик? Ну-ка, сорвите его». Зиновьев сорвал и бросил. Дома мама спрашивает: «Где крестик?» - «А учитель сказал, что Бога нет, я и выбросил его». Мать ответила: «Я не знаю, Бог есть или Бога нет. Но вести себя человек должен так, как будто он есть». 

Про нищету и сдержанность

Недавно по телевидению я сказал, что у России огромное будущее, потому что наша территория лежит между Северным, Южным американскими континентами и Атлантикой. Россия является мостом, который должен быть освоен совместными усилиями европейской цивилизации. Меня раскритиковали: «Какое великое будущее у России, если Кончалов­ский в своём фильме показывает нищих крестьян?» Отвечу. Большая половина населения России всегда жила в чрезвычайно суровых условиях. И я склонен думать, что так проявляется наша сдержанность по отношению к бытовым благам, а не какая-то, как считают европейцы, нищета. Мы развиваемся иначе, но развиваемся не меньше Европы.  

Россия никогда не переживала буржуазной революции - здесь буржуазии не было. Мы до сих пор думаем, что буржуазия - это дома, машины, дорогие вещи. Но это лишь предметы буржуазии, а сама буржуазия - это прежде всего политическая независимость, которая обеспечивается собственными финансами. Такого у нас не было ни при царе, ни в Советском Союзе. То есть сейчас мы живём как бы в начальной школе, а не в университете. Если мы это поймём, тогда всё станет абсолютно логичным. Ведь глупо обвинять второклассника, что он ещё Гегеля не знает. 

Но это ни в коем случае не означает, что одна культура лучше другой. Когда-то Олдос Хаксли сказал, что Европа едет к пропасти на «роллс-ройсе», а Россия - в трамвае. И, поскольку мы едем в трамвае, мы, слава богу, и опоздали к этой пропасти. И в данном случае мы наблюдаем очень интересный процесс исчезновения европейских ценностей: культура съедена постмодернизмом, борьба за новизну увела Европу страшно далеко. Мы тоже стараемся изо всех сил им подражать, у нас тоже появляются какие-то конструкции из проволочек: бедный художник свои гениталии гвоздём забивает на Красной площади и называет это искусством. Но всё равно я надеюсь, что благодаря нашему «трамваю» мы не позволим выхолостить смысл великой европейской традиции. 

Про «Почтальона»

Свою «Асю Клячину» я тоже делал не с профессиональными артистами. Но на «Почтальоне» совсем уж обнаглел - снимал без сценария. Мне захотелось что-то снять так, чтобы можно было положить под кровать и никому не показывать - только для себя. Это абсолютная свобода - когда ты снимаешь без желания кому-то показать, а с желанием понять людей. Конечно, если просто снять ежедневную жизнь любого человека, это не будет интересно. Но если выбрать из этого какие-то кусочки, склеить их, вдруг оказывается: можно любого человека показать с очень интересной стороны. У каждого человека есть какая-то своя духовная жизнь, свои страхи, неж­ности, мечты. Вот как это личное сделать доступным для всех - это я не смогу объяснить. Но у меня это сделать получилось. Мы долго искали этого почтальона, смотрели 50 человек, из них выбрали 10. Один показался мне самым интересным - у него есть настоящая мудрость. Он вообще не боится камеры, за словом в карман не лезет, но и не треплется по пустякам. Ваню Урганта он запросто по­ставил на место. Такой вот Лёха. И получился фильм - такая моя попытка максимально избежать искусственности. И я рад, что на Венецианском кинофестивале фильм оценили, поняли и даже дали награду.

Обсуждение закрыто

Вход на сайт