Фото: Александр Иванишин

 

Актриса Галина Коновалова о режиссере Римасе Туминасе

Приход в наш театр Римаса Туминаса, как известно, был непростым. Часть труппы его не приняла. Когда он репетировал «Дядю Ваню», тучи над ним сгущались, и Римас знал об этом. Надо отдать ему должное, вел себя стоически. Работал. Мне вообще кажется, что кроме репетиций ему вообще в жизни ничего не надо. Он до мозга костей человек театра. Хотя все есть, как положено: жена, дети, внучки, жучки...

Но все они где-то на втором плане. Главное — репетиции, которые, его бы воля, могли продолжаться сутками. Между прочим, те, кто с ним воевал, рвутся теперь получить хоть маленькую роль в его постановке. Я даже как-то не выдержала и сказала, мол, я теперь поняла: чтобы заслужить ваше расположение, надо было влезть на баррикады и шуметь на всю Москву, какая вы сволочь. Римас совершенно спокойно ответил: «Меня это абсолютно не волнует. Важен только спектакль». Он человек в общении очень легкий, открытый, но, думаю, это все внешнее. Сказывается западное воспитание. Не помню на своем веку, чтобы какой-нибудь художественный руководитель мог во время гастролей схватить мой чемодан и тащить от вагона к автобусу, а потом к отелю. Да ни боже мой, такое во сне не приснится. А он это делает совершенно естественно. Я бы даже сказала, демократизм в нем чрезмерный, надо бы поумерить. Какая-то должна быть дистанция. Он, например, совсем не умеет отказывать. Кто бы ни пришел с просьбой — «хочу сделать спектакль» или «отметить юбилей», — всегда отвечает: «Давайте-давайте», — и начинает помогать даже в совсем безнадежных случаях. Внешне — ноль амбиций, хотя, несомненно, цену себе знает.

Мы только что сыграли премьеру «Евгения Онегина». Не хочу предвосхищать оценки, но не только репетировать, но и просто сидеть на репетициях было очень интересно. Если говорить высоким штилем, то, по-моему, это высочайший символизм. Настоящая поэзия без слезливой лирики, которую Туминас терпеть не может. Вероятно, найдутся пушкинисты, не принимающие такое прочтение романа, кто-то опять скажет, что он не любит Россию и искажает нашу классику. Ерунда полная. Римас смеется над тем, что в Литве его называют предателем, продавшимся русским. Я репетировала в «Онегине» малюсенькую роль княжны и представляла ее светской дамой. А он мне из зала: «Делай ожесточеннеe, она ведь литовка!» Почему литовка? Ему, конечно, виднее.

Я пришла в Вахтанговский театр семнадцатилетней девчонкой в 1934 году, в Вахтанговском служу и поныне. Но, оглядываясь, понимаю, что работала здесь в пяти разных театрах. Прежде всего попала в атмосферу немыслимого тогда аристократизма, в окружение молодых, очень красивых и безмерно талантливых людей. Потом война, Омск, замечательные режиссеры Дикий и Охлопков, соревновавшиеся друг с другом. Совсем другой театр. Затем театр возглавил Рубен Николаевич Симонов, восстановивший «Принцессу Турандот» и собравший блистательную труппу — второе поколение вахтанговцев. После его кончины наступили трудные годы. Было горько, когда мой друг, известный критик, сказал, что на географической карте Москвы нет такого театра. Сейчас наш театр на эту карту вернулся. С приходом Римаса Туминаса началось возрождение. Первые дни он часто повторял, что ему надоели эти загадочные заклинания — «вахтанговское», «не вахтанговское». На самом деле его искусство соединяет тонкую иронию с глубочайшим реализмом. А это, по-моему, и есть родовая черта вахтанговцев.

 

 

 

Обсуждение закрыто

Вход на сайт